В пьесе «На дне» Горькому удалось соединить
бытовую конкретность и символы, реальные
человеческие характеры и отвлеченные
философские категории.
Что касается действующих лиц, то, по
воспоминаниям автора, их состав
определился не сразу. Какие-то лишние
образы автор убрал, и тогда-то появился «благородный»
старичок Лука. Что же в пьесе предшествует
его появлению?
Поднимается занавес, и сразу же нищенская,
вымороченная жизнь: грязь, голод, болезни,
озлобление. Идет обычное существование
ночлежки, это даже и жизнью-то назвать
нельзя. Скорее, это неминуемая гибель людей
в условиях «дна». И разговоры у них под
стать: о смерти, драках, пьянке. И в этой
атмосфере общей злобы и ненависти вдруг как-то
незаметно появляется такой «старичок-домовичок».
Никто из обитателей ночлежки не мог и
предположить, что с его приходом начнутся
острые внутренние смещения в их, казалось
бы, незыблемой среде.
Вид у Луки самый обычный, вид странника: «С
палкой в руке, с котомкой за плечами,
котелком и чайником у пояса». Но все же есть
нечто, что отличает его от остальных «босяков».
Как-то постепенно, ненавязчиво, не переча
никому, Лука потихоньку начинает строить
отношения с обитателями ночлежки. И слова у
него ласковые, проникновенные: «милая», «доброго
здоровья», «спасибо»… Лука принимает «любой
вариант» жизни: «Мне все равно, я и жуликов
уважаю». Он не лезет в душу, а просто как бы
присматривается, прислушивается,
поддакивает и со всеми соглашается.
Первое действие пьесы «На дне» - это как бы
прелюдия к философии Луки.
Можно сказать, что у обитателей ночлежки
только появляются росточки
заинтересованности к этому человеку. Пепел
так и говорит: «Какого занятного старичишку-то
привели…».
И для зрителя Лука пока непонятен,
лишь речь выдает его крестьянское
происхождение: «давеча», «всяко» и т.д.
Откуда же появился этот загадочный человек?
На вопрос Барона Лука отвечает уклончиво: «Все
мы на земле странники…»
Оставаясь для всех пока загадкой,
он «перекидывает мостики» к новым знакомым.
Да, Лука много пожил, повидал. И сущность
человека он определяет сразу. Пьяному
сапожнику Алешке он говорит: «Запутался ты…»
И Василисе дает точную характеристику: «Ах,
и неласкова ты, мать…»
А еще можно сказать, что Лука как бы
настроен на добро: подметает полы, помогает
Анне.
Да, появление Луки в пьесе
Горького не случайно. Что нужно истерзанной,
измученной душе? Чего хочет обездоленный,
никому не нужный, живущий без надежды на
будущее человек? Хоть капли сочувствия,
доброго взгляда, ласкового слова, капельку
участия. И вот уже отогрелась душа,
распахнулась навстречу этому крохотному
росточку добра, затеплилась в сердце
надежда… Вот потому и пришел в ночлежный
дом «странник» Лука.
Сцена появления Луки в ночлежке
несет и определенную художественную
нагрузку в пьесе. Во-первых, следует
отметить особенность речевого стиля
каждого персонажа. Ведь именно в ней
отразилась судьба, происхождение,
социальные связи, степень культуры героев
пьесы. Вот, к примеру, Василиса требует,
чтобы Лука принес ей «пачпорт», и сам Лука
так же произносит это слово. А вот Барон,
принимая строгий вид, спрашивает у Луки,
есть ли у него паспорт. Горький использует
двоякое значение слова и мастерски вводит
его в речь персонажей. Слово «накинут»
меняется в зависимости от контекста.
Костылев: Надо будет на тебя накинуть
полтинничек…
Клещ: Ты петлю на меня накинь…
Лука в ответ на ласковые слова Анны
подменяет слово «мягкий» словом «мягок».
Анна: Гляжу я на тебя… на отца ты похож
моего… на батюшку… такой же ласковый,
мягкий…
Лука: Мяли много, оттого и мягок…
Речь Луки афористична: «Где тепло – там и
родина», «Порядка в жизни нет, чистоты», «…ни
одна блоха не плоха: все – черненькие, все –
прыгают…».
Сценическое воплощение образа Луки имеет
свою историю. Поначалу, когда спектакль
этот был впервые поставлен в
художественном театре Станиславским,
первый исполнитель роли Луки, великолепный
русский актер И. Москвин, понял доброе
начало горьковской драмы как луч света в
темном царстве ночлежки.
Однако впоследствии трактовка характера
Луки претерпела самые решительные
изменения и в критической литературе, и в
сценическом истолковании этого образа.
Луку стали понимать как олицетворение
толстовского «непротивления злу насилием»,
как ложь во спасение.
Мое мнение таково, что именно в
первом действии этот сценический персонаж
воспринимается исключительно с душевной
симпатией, его человечность и оптимизм
заставляют звучать светлые струны в душе
человека, а это уже немало.
Сочинения
