Некрасов
отдал дань романтизму сборником
стихотворений "Мечты и
звуки" (1840), жестоко осужденным, даже
высмеянным тогда же
Белинским. Зрелый Некрасов, начиная со
стихотворения "В дороге"
("Скучно? скучно!... Ямщик удалой...") 1845
года, является
продолжателем пушкинской линии в русской
поэзии - по
преимуществу реалистической. В
некрасовской лирике есть лирический
герой, но единство его определяется не
кругом тем и идей, связанных с
определенным типом личности, как
Лермонтова, а общими
принципами отношения к действительности.
И здесь Некрасов
выступает как выдающийся новатор,
существенно обогативший русскую
лирическую поэзию, расширивший горизонты
действительности,
охваченной лирическим изображением.
Тематика Некрасова-лирика
разнообразна.
Первый из художественных принципов
Некрасова-лирика можно
назвать социальным. Узкий круг лирической
тематики он дополнил
новой темой- социальной. Вспомним
хрестоматийные строки 1848 года
"Вчерашний день, часу в шестом". В
своем последнем стихотворении "О
Муза, я у двери гроба" поэт последний раз
вспомнит "эту бледную, в
крови,/ Кнутом иссеченную Музу".
Источник вдохновения поэта, Муза,
у Некрасова - родная сестра несчастных,
подвергаемых насилию и
угнетению. Не любовь к женщине, не красота
природы, а страдания
замученных нуждой бедняков - вот источник
лирических переживаний
во многих стихах Некрасова. Причем эта
социальная тема меняет
характер и собственно любовной лирики
Некрасова. "Ночь. Успели мы
всем насладиться. Что ж нам делать? Не
хочется спать", - начинается
стихотворение 1858 года. И герой предлагает
помолиться за тех, "кто
все терпит", "чьи работают грубые руки,/
Предоставив почтительно
нам/ Погружаться в искусства, в науки,/
Предаваться мечтам и
страстям". Ясно, что дворянин по
происхождению, Некрасов выражает
здесь сознание разночинца, истинного
демократа, знающего темные
стороны общественного бытия, испытавшего
на себе голод и холод, не
умеющего, не способного дворянски
брезгливо и спесиво отвернуться
от изнанки жизни.
В то же время лирический герой Некрасова
не просто разночинец, а
разночинный интеллигент. Вот еще один
шедевр некрасовской
любовной лирики "Я не люблю иронии твоей"
(датируется
предположительно 1850 годом и тоже
предположительно обращенное к
К.Я.Панаевой). Одновременно это и образец
интеллектуальной поэзии,
герой и героиня культурные люди, в их
отношениях ирония и, главное,
высокий уровень самосознания. Они знают,
понимают судьбу своей
любви и заранее грустят. Воспроизведенная
Некрасовым интимная
ситуация и возможные пути ее разрешения
напоминают отношения
героев Чернышевского "Что делать?".
Ярчайшим проявлением новой лирической
темы - социальной - стало
стихотворение "Еду ли ночью по улице
темной" (1847). Это
душераздирающая история женщины, которую
нужда, голод и смерть
ребенка выгнали на панель. "Беззащитная,
больная и бездомная",
женщина вызывает жалость, но нет
возможности помочь несчастной
жертве социальной неустроенности. Из
этого же ряда многие
стихотворения 40-50-х годов: "В дороге".
"Перед дождем", "Тройка",
"Родина", "Псовая охота",
маленький цикл "На улице", "Несжатая
полоса". "Маша". "Тяжелый крест
достался ей на долю", " В больнице".
Пафос этих стихотворений, источник
лиризма в них суммируется и
обобщается в небольшой поэме "Рыцарь на
час" (1862), особенно в
знаменитых строках:
"От ликующих, праздно болтающих,
Обагряющих руки в крови
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви," - обращается поэт
к матери. Эти строки
волнуют и сегодня.
Второй художественный принцип Некрасова-лирика
- социальный
аналитизм. И это было новым в русской
поэзии, отсутствующим и у
Пушкина, и у Лермонтова, тем более у
Тютчева и Фета. С дошкольного
возраста мы помним стихи "Однажды, в
студеную зимнюю пору" - про
мужичка с ноготок. Но не все знают, что
предшествует этому отрывку в
стихотворении "Крестьянские дети",
где герой оборачивает "другой
стороною медаль" крестьянского детства:
"Положим, крестьянский
ребенок свободно Растет, не учась ничему,
Но вырастет он, если богу
угодно, А сгибнуть ничто не мешает ему".
То есть герой некрасовской лирики умеет
видеть социальный смысл
воспроизводимых явлений и придавать его
своим вполне лирическим
излияниям. Иными словами, носителем,
субъектом социальной
типизации оказывается не только автор, но
и его лирический герой.
Социальный аналитизм пронизывает два
известнейших стихотворения
"Размышления у парадного подъезда"
(1858) и "Железная дорога" (1864).
В "Размышлениях..." конкретный
единичный факт - приход мужиков с
просьбой или жалобой к министру
государственных имуществ -
возводится в ранг типичного явления: "Знать,
брели-то долгонько они/
Из каких-нибудь дальних губерний".
Лирический герой домысливает то,
что на увиденных им из окна мужиках, как
говорится, не написано. То
же в четверостишии "За заставой, в
харчевне убогой...", строки 86-89 и,
наконец, знаменитый финал стихотворения
"Назови мне такую
обитель...".
За "Железную дорогу" редактор "Современника",
где она впервые была
напечатана, и он же автор стихотворения
получил второе,
предпоследнее предупреждение о возможном
закрытии журнала от
самого министра внутренних дел Валуева,
известного автора
либерально-реформаторских проектов.
Особые нарекания цензуры
вызвал, на первый взгляд, вполне невинный
эпиграф: цензоры поняли,
что все "страшно эффектное", как
выразился один из них,
стихотворение придает эпиграфу острый
общественный смысл и
бросает тень не только на руководившего
строительством Николаевской
железной дороги бывшего
главноуправляющего железными дорогами
графа Клейнмихеля, но и на его умершего
покровителя, и на его ныне
царствующего сына. Вторая и четвертая
части стихотворения,
проведенный в них социальный анализ
выливались в страшное
обвинение правительства в геноциде, как
сказали бы сегодня, и
спаивании собственного народа. Столь же
социально заострено и
презрительное отношение Ванюшиного
папаши-генерала к каторжному
труду простого народа.
Два принципа отражения действительности в
некрасовской лирике
закономерно выходили на третий принцип -
революционность.
Лирический герой поэзии Некрасова убежден,
что только народная,
крестьянская революция может изменить
жизнь России к лучшему. Два
разобранных выше стихотворения вполне
ясно иллюстрируют этот
принцип: отрывок "Назови мне такую
обитель" из "Размышлений" и
последние три строфы второй части "Железной
дороги".
Революционность сознания лирического
героя Некрасова придавала его
стихам агитационно-пропагандистский
характер.
Особенно сильно эта сторона сознания
лирического героя проявилась в
стихотворениях, посвященных сподвижникам
Некрасова по
революционно-демократическому движению,
другим вождям этого
движения: Белинскому, Добролюбову,
Чернышевскому, Писареву.
Некрасов в обрисовке их личностей исходит
из того, что
революционно-демократическая
деятельность является самым завидным
и желанным уделом, и вообще роль "народного
заступника" для
Некрасова есть, используя формулу Фета,
"патент на благородство" для
любого честно мыслящего современника.
Черты вождей
революционной демократии приобретают
иконописный характер, их
жизненный путь представляется в традициях
жития мученика-аскета,
подвижника за народ.
Таково стихотворение "Памяти
Добролюбова" (1864). В его содержании
не стоит выискивать реальных или
вымышленных черт, в нем
воспроизведено преимущественно должное.
Безвременно скончавшийся
критик в некрасовском стихотворении не
есть конкретный, живший
когда-то человек, а "идеал общественного
деятеля, который одно время
лелеял Добролюбова", как позднее
признавался сам автор.
Обычно Некрасова представляют поэтом
деревенско-крестьянской
тематики. Но есть у него и урбанистическая
лирика, т.е. стихи о городе,
в которых он выступает достойным
продолжателем петербургских
страниц "Евгения Онегина" и "Медного
всадника" и предшественником
Блока. Гениальным образцом стихотворения
о большом городе с его
социальными драмами является "Утро"
(1872-73 гг.). Но три первые
строфы (из 9) в нем не городские. Сначала
поэт обращается к "ней",
связывая ее грусть и душевные страдания с
"окружающей нас
нищетою", с которой "здесь природа
сама заодно". Затем следуют две
"сельские" строфы с характерными,
эмоционально окрашенными
эпитетами: унылые, жалкие, мокрые, сонные,
"кляча с крестьянином
пьяным,/ Через силу бегущая вскачь",
туман, мутное небо, и вывод
автора: "Хоть плачь?", "Но не краше и
город богатый". В стихотворении
воскрешаются мотивы ранних "городских"
стихов: "Еду ли ночью", "На
улице", "Убогая и нарядная" (1859),
цикла "О погоде" (1858-65 гг.).
Жизнь города ужасна, никакой отрады для
измученной души героя в
ней нет. Прежде всего, в городской суете
нет смысла, трудовые усилия
обитателей столицы отчуждены от них: дела
их налицо - лиц, людей не
видно: "железной лопатой... мостовую
скребут", "начинается всюду
работа", "возвестили пожар с каланчи",
"на позорную площадь кого-то
провезли" - преобладают безличные и
неопределенно-личные
конструкции. То же и в последних строках:
"кто-то умер", "где-то
раздался выстрел -Кто-то покончил с собой".
Человеческие фигуры в стихотворении
символизируют отчужденность
людей друг от друга и от жизни - смерть.
Первыми, если не лицами -
лиц нет, - то первым родом деятельности,
встречаемым в
стихотворении, оказывается работа палача.
Сейчас они произведут
гражданскую казнь, т.е. ритуал публичного
лишения гражданских и
политических прав. Затем мы видим офицеров,
едущих на дуэль. Еще
целый ряд образов проходит перед нами.
Торговля, этот двигатель буржуазного
прогресса, у поэта
революционной демократии - торжество
бессмыслицы:
"Торгаши просыпаются дружно
И спешат за прилавки засесть:
Целый день им обмеривать нужно,
Чтобы вечером сытно поесть".
Всего лишь. Понятно, что певец
капиталистического Петербурга не был
поклонником и сторонником капитализма. А
вот отголоски
литературных предшественников Некрасова:
"Чу! из крепости грянули
пушки! Наводненье столице грозит", - эхо
"Медного всадника", но в
совершенно другой эмоциональной окраске.
Избиение вора дворником
уже не вызывает в душе героя тех чувств,
того сочувствия, которым
проникнута сценка поимки вора в цикле "На
улице". Слова "колотит" и
"попался" -- низкая лексика,
просторечие: "Опять вор! Опять бьют".
"Гонят стадо гусей на убой" - понятно:
чтоб есть. И заключительный
аккорд - самоубийство на чердаке - лучше не
придумаешь в этой
юдоли!
Впрочем, нет ни заключения, ни аккорда, ибо
в конце стихотворения
не точка, а многоточие, т.е. этот
бессмысленный ряд можно длить
бесконечно. Некрасов оборвал свое
гнетущее, сводящее с ума и в
могилу обозрение столичной жизни на
полуслове... Под стать
эмоциональному колориту стихотворения
размер - трехстопный
анапест, напевно-тягучий и заунывный.
Поется тяжело, мелодия
скрипит и буксует: размер нарушают
сверхсхемные ударения в начале
стиха: "Верю - здесь не страдать мудрено";
"В даль сокрытую...", "Жутко
нервам..."; "Чу! из крепости..."; "Выстрел
- кто-то покончил с собой...".
Большинство произведений русской
классики сочетают
художественную неувядаемость с глубиной и
поистине
неисчерпаемостью смысла. К сожалению,
поэма "Кому на Руси жить
хорошо?" не из их числа. Она прямолинейна
в своей однозначности и
однопланова, трудно заключить о глубине ее
содержания. Поэтому мы
рекомендуем нашим читателям еще раз
перечесть ее текст перед
экзаменом или иным образом освежить в
памяти ее содержание.