С
космической высоты обозревает «печальный
Демон» дикий и чудный мир центрального
Кавказа: как грань алмаза, сверкает Казбек,
львицей прыгает Терек, змеею вьется
теснина Дарьяла — и ничего, кроме
презрения, не испытывает. Зло и то
наскучило духу зла. Все в тягость: и
бессрочное одиночество, и бессмертие, и
безграничная власть над ничтожной землей.
Ландшафт между тем меняется. Под крылом
летящего Демона уже не скопище скал и
бездн, а пышные долины счастливой Грузии:
блеск и дыхание тысячи растений, сладострастный
полуденный зной и росные ароматы ярких
ночей. УВЫ, и эти роскошные картины не
вызывают у обитателя надзвездных краев
новых дум. Лишь на мгновение задерживает
рассеянное внимание Демона праздничное
оживление в обычно безмолвных владениях
грузинского феодала: хозяин усадьбы,
князь Гудал сосватал единственную
наследницу, в высоком его доме готовятся к
свадебному торжеству.
Родственники
собрались загодя, вина уже льются, к закату
дня прибудет и жених княжны Тамары —
сиятельный властитель Синодала, а пока
слуги раскатывают старинные ковры: по
обычаю, на устланной коврами кровле
невеста, еще до появления жениха, должна
исполнить традиционный танец с бубном.
Танцует княжна Тамара! Ах, как она танцует!
То птицей мчится, кружа над головой маленький
бубен, то замирает, как испуганная лань, и
легкое облачко грусти пробегает по
прелестному яркоглазому лицу. Ведь это
последний день княжны в отчем доме! Как-то
встретит ее чужая семья? Нет, нет, Тамару
выдают замуж не против ее воли. Ей по
сердцу выбранный отцом жених: влюблен,
молод, хорош собой — чего более! Но здесь
никто не стеснял ее свободы, а там...
Отогнав «тайное сомненье», Тамара снова
улыбается. Улыбается и танцует. Гордится
дочерью седой Гудал, восхищаются гости,
подымают заздравные роги, произносят
пышные тосты: «Клянусь, красавица такая/
Под солнцем юга не цвела!» Демон и тот
залюбовался чужой невестой. Кружит и
кружит над широким двором грузинского
замка, словно невидимой цепью прикован к
танцующей девичьей фигурке. В пустыне его
души неизъяснимое волненье. Неужели
случилось чудо? Воистину случилось: «В нем
чувство вдруг заговорило/ Родным когда-то
языком!» Ну, и как же поступит вольный сын
эфира, очарованный могучей страстью к
земной женщине? УВЫ, бессмертный дух
поступает так же, как поступил бы в его
ситуации жестокий и могущественный тиран:
убивает соперника. На жениха Тамары, по
наущению Демона, нападают разбойники.
Разграбив свадебные дары, перебив охрану и
разогнав робких погонщиков верблюдов,
абреки исчезают. Раненого князя верный
скакун (бесценной масти, золотой) выносит
из боя, но и его, уже во мраке, догоняет, по
наводке злого духа, злая шальная пуля. С
мертвым хозяином в расшитом цветными
шелками седле конь продолжает скакать во
весь опор: всадник, сжавший в последнем
бешеном пожатье золотую гриву, — должен
сдержать княжеское слово: живым или
мертвым прискакать на брачный пир, и
только достигнув ворот, падает замертво.
В
семье невесты стон и плач. Чернее тучи
Гудал, он видит в случившемся Божью кару.
Упав на постель, как была — в жемчугах и
парче, рыдает Тамара. И вдруг: голос.
Незнакомый. Волшебный. Утешает, утишает,
врачует, сказывает сказки и обещает
прилетать к ней ежевечерне — едва
распустятся ночные цветы, — чтоб «на
шелковые ресницы/ Сны золотые навевать...».
Тамара оглядывается: никого!!! Неужели
почудилось? Но тогда откуда смятенье?
Которому нет имени! Под утро княжна все-таки
засыпает и видит странный — не первый ли
из обещанных золотых? — сон. Блистая
неземной красотой, к ее изголовью
склоняется некий «пришелец». Это не ангел-хранитель,
вокруг его кудрей нет светящегося нимба,
однако и на исчадье ада вроде бы не похож:
слишком уж грустно, с любовью смотрит! И
так каждую ночь: как только проснутся
ночные цветы, является. Догадываясь, что
неотразимою мечтой ее смущает не кто-нибудь,
а сам «дух лукавый», Тамара просит отца
отпустить ее в монастырь. Гудал гневается
— женихи, один завиднее другого, осаждают
их дом, а Тамара — всем отказывает. Потеряв
терпение, он угрожает безрассудной
проклятьем. Тамару не останавливает и эта
угроза; наконец Гудал уступает. И вот она в
уединенном монастыре, но и здесь, в
священной обители, в часы торжественных
молитв, сквозь церковное пенье ей слышится
тот же волшебный голос, в тумане фимиама,
поднимающемся к сводам сумрачного храма,
видит Тамара все тот же образ и те же очи —
неотразимые, как кинжал. Упав на колени
перед божественной иконой, бедная дева
хочет молиться святым, а непослушное ей
сердце — «молится Ему». Прекрасная
грешница уже не обманывается на свой счет:
она не просто смущена неясной мечтой о
любви, она влюблена: страстно, грешно, так,
как если бы пленивший ее неземной красотой
ночной гость был не пришлецом из незримого,
нематериального мира, а земным юношей.
Демон, конечно же, все понимает, но, в
отличие от несчастной княжны, знает то, что
ей неведомо: земная красавица заплатит за
миг физической близости с ним, существом
неземным, гибелью. Потому и медлит; он
даже готов отказаться от своего
преступного плана. Во всяком случае, ему
так кажется. В одну из ночей, уже приблизившись
к заветной келье, он пробует удалиться, и в
страхе чувствует, что не может взмахнуть
крылом: крыло не шевелится! Тогда-то он и
роняет одну-единственную слезу —
нечеловеческая слеза прожигает камень.
Поняв,
что даже он, казалось бы всесильный, ничего
не может изменить, Демон является Тамаре
уже не в виде неясной туманности, а
воплотившись, то есть в образе хотя и
крылатого, но прекрасного и мужественного
человека. Однако путь к постели спящей
Тамары преграждает ее ангел-хранитель и
требует, чтобы порочный дух не прикасался
к его, ангельской, святыни. Демон, коварно
улыбнувшись, объясняет посланцу рая, что
явился тот слишком поздно и что в его,
Демона, владениях — там, где он владеет и
любит, — херувимам нечего делать. Тамара,
проснувшись, не узнает в случайном госте
юношу своих сновидений. Не нравится ей и
его речи — прелестные во сне, наяву они
кажутся ей опасными. Но Демон открывает ей
свою душу — Тамара тронута безмерностью
печалей таинственного незнакомца, теперь
он кажется ей страдальцем. И все-таки что-то
беспокоит ее и в облике пришлеца и в
слишком сложных для слабеющего ее ума
рассуждениях. И она, о святая наивность,
просит его поклясться, что не лукавит, не
обманывает ее доверчивость. И Демон
клянется. Чем только он не клянется — и
небом, которое ненавидит, и адом, который
презирает, и даже святыней, которой у него
нет. Клятва Демона — блистательный
образец любовного мужского красноречия
— чего не наобещает мужчина женщине, когда
в его «крови горит огонь желаний!». В «нетерпении
страсти» он даже не замечает, что
противоречит себе: то обещает взять Тамару
в надзвездные края и сделать царицей мира,
то уверяет, что именно здесь, на ничтожной
земле, построит для нее пышные — из бирюзы
и янтаря — чертоги. И все-таки исход
рокового свидания решают не слова, а
первое прикосновение — жарких мужских
уст — к трепещущим женским губам. Ночной
монастырский сторож, делая урочный обход,
замедляет шаги: в келье новой монахини
необычные звуки, вроде как «двух уст
согласное лобзанье». Смутившись, он
останавливается и слышит сначала стон, а
затем ужасный, хотя и слабый — как бы
предсмертный крик.
Извещенный
о кончине наследницы, Гудал забирает тело
покойницы из монастыря. Он твердо решил
похоронить дочь на высокогорном семейном
кладбище, там, где кто-то из его предков, во
искупление многих грехов, воздвиг
маленький храм. К тому же он не желает
видеть свою Тамару, даже в гробу, в грубой
власянице. По его приказу женщины его
очага наряжают княжну так, как не наряжали
в дни веселья. Три дня и три ночи, все выше и
выше, движется скорбный поезд, впереди
Гудал на белоснежном коне. Он молчит,
безмолвствуют и остальные. Столько дней
миновало с кончины княжны, а ее не трогает
тленье — цвет чела, как и при жизни, белей и
чище покрывала? А эта улыбка, словно бы
застывшая на устах?! Таинственная, как
сама ее смерть!!! Отдав свою пери угрюмой
земле, похоронный караван трогается в
обратный путь... Все правильно сделал
мудрый Гудал! Река времен смыла с лица
земли и высокий его дом, где жена родила
ему красавицу дочь, и широкий двор, где
Тамара играла дитятей. А храм и кладбище
при нем целы, их еще и сейчас можно
увидеть — там, высоко, на рубеже зубчатых
скал, ибо природа высшей своей властью
сделала могилу возлюбленной Демона
недоступной для человека.
А.
М. Марченко
Все
шедевры мировой литературы в кратком
изложении.
Русская
литература ХХ века.
©
Издательство АСТ.