Карамзин Николай Михайлович (1766—1826)
БЕДНАЯ ЛИЗА
(Повесть. 1792)
Лиза (бедная Лиза) — главная героиня повести, которая произвела 
полный переворот в общественном сознании XVIII в. Карамзин впервые 
в истории русской прозы обратился к героине, наделенной подчеркнуто 
обыденными чертами. Его слова «и крестьянки любить умеют» стали 
крылатыми.
Бедная крестьянская девушка Л. рано остается сиротой. Она живет в 
одной из подмосковных деревень с матерью — «чувствительной, 
доброй старушкой», от которой Л. наследует свой главный талант — 
умение преданно любить. Чтобы содержать себя и мать, Л., «не щадя 
своей нежной молодости», берется за любую работу. Весной она ходит 
в город продавать цветы. Там, в Москве, Л. встречает молодого 
дворянина Эраста. Уставший от ветреной светской жизни, Эраст 
влюбляется в непосредственную, невинную девушку «любовью брата». 
Так кажется ему самому. Однако вскоре платоническая любовь 
переходит в чувственную. Л., «совершенно ему отдавшись, им только 
жила и дышала». Но постепенно Л. начинает замечать происходящую в 
Эрасте перемену. Свое охлаждение он объясняет естественной 
озабоченностью: ему нужно отправляться на войну. Однако в армии он 
не столько сражается с неприятелем, сколько проигрывается в карты. 
Чтобы поправить дела, Эраст женится на пожилой богатой вдове. Узнав 
об этом, Л. топится в пруду.
Чувствительность — так на языке конца XVIII в. определяли 
главное достоинство повестей Карамзина, подразумевая под этим 
умение сострадать, обнаруживать в «изгибах сердца» «нежнейшие 
чувствия», а также способность наслаждаться созерцанием собственных 
эмоций. Чувствительность является и центральной чертой характера Л. 
Она доверяет движениям своего сердца, живет «нежными страстями». В 
конечном счете именно пылкость и горячность и приводят Л. к гибели, 
но нравственно она оправдана. Последовательно проводимая Карамзи-
ным мысль о том, что для душевно богатого, чувствительного человека 
совершать добрые поступки естественно, снимает необходимость в 
нормативной морали.
Мотив совращения чистой и непорочной девушки, в том или ином 
виде встречающийся во многих произведениях Карамзина, обретает в 
«Бедной Лизе» подчеркнуто социальное звучание. Карамзин одним из 
первых вводит в русскую литературу противопоставление города и 
деревни. В мировой фольклорно-мифологической традиции герои 
зачастую способны активно действовать только в отведенном им 
пространстве и совершенно бессильны за его пределами. В согласии с 
этой традицией в повести Карамзина деревенский человек — человек 
природы — оказывается беззащитен, попадая в пространство городское, 
где действуют законы, отличные от законов естества. Недаром мать Л. 
говорит ей (тем самым косвенно предсказывая все, что случится потом): 
«У меня всегда сердце не на своем месте, когда ты ходишь в город; я 
всегда ставлю свечу перед образом и молю Господа Бога, чтобы он 
сохранил тебя от всякой беды и напасти».
Не случайно первым шагом на пути к катастрофе становится 
неискренность Л.: она впервые «отступает от себя», скрыв, по совету 
Эраста, их любовь от матери, которой раньше поверяла все свои тайны. 
Позже именно по отношению к нежно любимой матери Л. повторит 
самый дурной поступок Эраста. Он попытается «откупиться» от Л. и, 
прогоняя ее, дает ей сто рублей. Но ведь и Л. сделает то же самое, 
послав матери вместе с вестью о своей гибели те «десять империалов», 
что дал ей Эраст. Естественно, эти деньги так же не нужны матери Л., 
как и самой героине: «Лизина мать услышала о страшной смерти дочери 
своей, и кровь ее от ужаса охладела — глаза навек закрылись».
Трагический итог любви крестьянки и офицера подтверждает 
правоту матери, предупреждавшей Л. в самом начале повести: «Ты еще 
не знаешь, как злые люди могут обидеть бедную девушку». Общее 
правило оборачивается конкретной ситуацией, на место безличной 
«бедной девушки» становится сама бедная Л., а универсальный сюжет 
переносится на русскую почву, приобретая при этом особый 
национальный колорит.
При этом фабула «Бедной Лизы» максимально обобщена и сжата. 
Возможные линии развития содержатся в зародышевом состоянии, 
многоточия и тире подчас заменяют собой текст, становятся его 
«эквивалентом», «значимым минусом». Подобная конспективность 
отражается и на уровне персонажей. Образ Л. намечен пунктиром, 
каждая черта ее характера — тема для рассказа, но еще не сам рассказ. 
Это не мешает дуэту Л. и Эраста оставаться сюжетным центром 
повести, вокруг которого организованы все остальные персонажи.
Для расстановки персонажей в повести существенно и то, что 
повествователь узнает историю бедной Л. непосредственно от Эраста и 
сам нередко приходит грустить на «Лизину могилку». Сосуществование 
автора и его героя в одном повествовательном пространстве до 
Карамзина не было знакомо русской литературе. Рассказчик «Бедной 
Лизы» душевно вовлечен в отношения героев. Уже заглавие повести 
построено на соединении собственного имени героини с эпитетом, 
характеризующим сочувственное отношение к ней повествователя, 
который при этом постоянно повторяет, что не властен изменить ход 
событий («Ах! Для чего пишу не роман, а печальную быль?»). Своего 
рода «самодостаточность» героя, его «независимость» от автора , во 
многом определяет специфику бытования образа в тексте, точнее — его 
выход за рамки текста, осуществляемый по двум основным 
направлениям. В «Бедной Лизе» топографически конкретное 
пространство Москвы соединено с условным пространством 
литературной традиции. В точке пересечения стоит образ Л. «Бедная 
Лиза» воспринимается как рассказ о подлинных событиях. Л. 
принадлежит к персонажам с «пропиской», «...все чаще привлекает 
меня к стенам Си...нова монастыря — воспоминание о плачевной 
судьбе Лизы, бедной Лизы» — так начинает автор свое повествование. 
За пропуском в середине слова любой москвич угадывал название 
Симонова монастыря. (Симонов монастырь, первые постройки которого 
датируются XIV в., сохранился и поныне; расположен на территории 
завода «Динамо» по адресу Ленинская слобода, 26.) Пруд, 
находившийся под стенами монастыря, назывался Лисиным прудом, но 
благодаря повести Карамзина был в народе переименован в Лизин и 
стал местом постоянного паломничества москвичей. Парадоксом яв-
ляется отсутствие противоречия между христианской моралью и 
невинностью Л. Ей «прощен» даже грех самоубийства. В сознании 
иноков Симонова монастыря, ревностно охранявших память о Л., она 
была прежде всего падшей жертвой. Но по существу, Л. была 
«канонизирована» сентиментальной культурой. Таким образом, героиня 
Карамзина стоит не только на пересечении вымысла и были, но и на 
пересечении двух религий: христианской и сентиментальной религии 
чувства.
К месту Лизиной гибели приходили плакать и горевать такие же 
несчастные влюбленные девушки, какой была сама Л. По 
свидетельствам очевидцев, кора деревьев, растущих вокруг пруда, была 
безжалостно изрезана ножами «паломников». Надписи, вырезанные на 
деревьях, были и серьезными («В струях сих бедная скончала Лиза дни; 
/ Коль ты чувствителен, прохожий, воздохни»), и сатирическими, 
враждебными Карамзину и его героине (особую славу среди таких 
«березовых эпиграмм» приобрело двустишие: «Погибла в сих струях 
Эрастова невеста. / Топитесь, девушки, в пруду довольно места»).
Само имя Елисавета — древнееврейского происхождения (с 
последующей греко-латинской адаптацией) и переводится как 
«почитающая Бога». «Мировой» контекст имени Лиза/Елизавета 
начинается с библейских текстов. Это имя жены первосвященника 
Аарона (Исх., 6, 23), а также жены священника Захарии и матери 
Иоанна Крестителя (Лк., 1, 5). В галерее литературных героинь особое 
место занимает Элоиза, подруга Абеляра. После нее имя ассоциативно 
связывается с любовной темой: историю «благородной девицы» Жюли 
д'Энтаж, полюбившей своего скромного учителя Сен-Пре, Ж. Ж. Руссо 
называет «Юлия, или Новая Элоиза...» (1761). В Эрмитаже находится 
знаменитый бюст невинной и наивной «Маленькой Лизы» работы фран-
цузского скульптора Гудона (1775), который мог также повлиять на 
образ, создаваемый Карамзиным.
Имя «Лиза» до начала 80-х гг. XVIII в. почти не встречалось в 
русской литературе, а если и встречалось, то в своем иноязычном 
варианте. Выбирая для своей героини это имя, Карамзин шел на ломку 
достаточно строгого канона, сложившегося в литературе и 
предопределявшего заранее, какой должна быть Лиза, как она должна 
себя вести. Этот поведенческий стереотип определялся в европейской 
литературе XVII—XVIII вв. тем, что образ Лизы, Лизетты (Lizette) был 
связан прежде всего с комедией. Лиза французской комедии обычно 
служанка-горничная (камеристка), наперсница своей молодой госпожи. 
Она молода, хороша собой, достаточно легкомысленна и с полуслова 
понимает все, что связано с любовной интригой, с «наукой страсти неж-
ной». Наивность, невинность, скромность меньше всего свойственны 
этому комедийному амплуа.
Разбивая ожидания читателя, снимая маску с имени героини, Карамзин 
тем самым разрушал основы самой культуры классицизма, ослаблял 
связи между означаемым и означающим, между именем и его 
носителем в пространстве литературы. При всей условности образа Л. 
ее имя связано именно с характером, а не с амплуа героини. 
Установление зависимости между «внутренним» характером и 
«внешним» действием стало существенным завоеванием Карамзина на 
пути к «психологизму» русской прозы.

Автор проекта: Богомолов Федор