Происхождение поэта - самое
темное место его биографии. Неизвестна не
только точная дата его рождения, но и кто
был его отцом. В начале 1820 года в Германии,
в Дармштадте, лечился 44-летний русский
отставной офицер Афанасий Неофитович
Шеншин, богатый и просвещенный орловский
помещик. В доме местного обер-кригскомиссара
Карла Беккера он познакомился с его
дочерью, 22-летней Шарлоттой, бывшей
замужем за мелким чиновником Иоганном
Фётом. В сентябре того же года она бросила
семью и бежала с Шеншиным в Россию. Она
была уже беременна, но обвенчалась с
Шеншиным по православному обряду и взяла
себе имя Елизаветы Петровны Шеншиной.
Родившийся младенец был записан в
метриках как сын Шеншина, и до 14 лет
будущий поэт считался несомненным
Афанасием Шеншиным.
Однако в 1834 году орловские
губернские власти вследствие какого-то
доноса стали наводить справки о рождении
мальчика и браке его родителей. Шеншин,
опасаясь, чтобы Афанасий не попал в
незаконнорожденные, поспешил увести
ребенка в лифляндский городок Верро (ныне
эстонское Выру) и стал хлопотать перед
немецкими родственниками о признании
мальчика "сыном умершего ассесора Фёта".
И хотя Иоганн ранее не признавал его своим
сыном, согласие было получено.
Благополучный исход стал источником
дальнейших жизненных несчастий Фета. Из
русского столбового дворянина он
превратился в иностранца, утратил право
наследовать родовое имение Шеншиных.
После окончания Московского университета
Фет круто меняет свою судьбу и поступает
нижним чином в один из провинциальных
полков, расквартированный в Херсонской
губернии. Цель, которую преследовал
начинающий поэт, была одна - дослужиться до
потомственного дворянства и вернуть
утраченное положение. Вернув вскоре себе
русское гражданство, а в 1853 году сумев
добиться перевода в гвардейский полк,
стоявший недалеко от Петербурга, он так и
не смог дослужиться до дворянства, так как
новые императорские указы постоянно
подымали планку воинского звания,
обеспечивавшего это. В 1858 году Фет ушел в
отставку в чине штабс-ротмистра (соответствовашего
маойорскому цензу), тогда как дворянство
давал лишь полковничий чин.
Он уже выпустил несколько
сборников стихов. Кстати, когда в 1842 году в
журнале "Отечественные записки"
появилось первое стихотворение за
подписью Фета, в его фамилии буква "ё"
оказалась заменена на "е". Поэт принял
эту "поправку" - и отныне немецкая
фамилия как бы превратилась в псевдоним
русского поэта. Горячим пропагандистом
его творчества стал Тургенев. Авдотья
Панаева, правда, писала в своих "Воспоминаниях»,
что «Тургенев находил, что Фет так же
плодовит, как клопы, и что, должно быть, по
голове его проскакал целый эскадрон, от
чего и происходит такая бессмыслица в
некоторых его стихотворениях". Но она
была в оценке Фета Тургеневым, по меньшей
мере, неточна.
И все же огромный успех лирика
Фета встречала лишь в узких литературных
кругах. Его поэзия не соответствовала духу
времени, когда в стране накалялась
общественно-политическая атмосфера и
складывалась революционная ситуация. Фет
вновь круто меняет свой жизненный путь,
приобретая небольшое имение - хутор
Степановку в местах, где находились
родовые поместья Шеншиных. Хозяином он
оказался отличным, а среди соседей-помещиков
становится уважаемым лицом. В 1867 году его
избирают на почетную должность мирового
судьи, которую Фет занимал 11 лет. В 1873 году
поэту удается добиться возврата
утраченной в детстве дворянской фамилии и
связанных с этим наследственных прав. По
мнению литературного критика Вадима
Кожинова, в этот год Фет нашел в семейном
архиве веские подтверждения того факта,
что он - сын Шеншина. Он вновь начинает
активно писать стихи, выпускает несколько
сборников под одним названием "Вечерние
огни". Но, как и раньше, известность
поэта ограничена лишь кругом его друзей,
которые торжественно отпраздновали
пятидесятилетний юбилей поэтической
деятельности Фета.
Смерть поэта, подобно его
рождению, оказалась окутана тайной,
которая была раскрыта лишь спустя
четверть века. К концу жизни его одолевали
старческие недуги: резко ухудшилось
зрение, терзала "грудная болезнь",
сопровождавшаяся приступами удушья и
мучительнейшими болями. За полчаса до
смерти Фет настойчиво пожелал выпить
шампанского, а когда жена побоялась дать
его, послал ее к врачу за разрешением.
Оставвшись только со своей секретаршей,
Фет продиктовал ей необычную записку: "Не
понимаю сознательного преумножения
неизбежных страданий, добровольно иду к
неизбежному". Под этим он сам подписал:
"21-го ноября Фет (Шеншин)". Затем он
схватил стальной стилет, но секретарша
бросилась вырывать его и поранила себе
руку. Тогда Фет побежал через несколько
комнат в столовую к буфету, очевидно, за
другим ножом, и вдруг, часто задышав, упал
на стул. Наступил конец. Формально
самоубийство не состоялось, но по
характеру всего происшедшего это было
заранее обдуманное самоубийство. Всю
жизнь преодолевавший превратности судьбы,
поэт и ушел из жизни, когда счел это нужным.
В конце 90-х годов и в первые
десятилетия XX века к Фету пришла
посмертная слава. Учениками Фета можно
считать поэтов-символистов Валерия
Брюсова, Константина Бальмонта, Андрея
Белого, Александра Блока.